Это единственный текст из написанных мной, который не просто просит вступительного слова, а требует его.
Во-первых, Кошмар хочет исполнить танец в честь его написания. Это первый текст подобного объема, который Кошмар дописал. Кошмар дико горд собой, знаете ли. Маленькая личная победа и все такое.
Во-вторых, Кошмар хочет поблагодарить чудесных людей, без которых ничего бы не вышло.
Моя дорогая  Niyami, я надеюсь, ты знаешь, что без тебя его бы не было. Вообще. Совсем-совсем. Именно благодаря тебе и твоему "хочешь - пиши!", я взялась за него. Ты терпеливо слушала мое нытье по поводу и без, задавала вопросы и помогала, чем могла. Спасибо
 ЧайнаяЧашка, все это время ты была источником позитива и правильных вопросов. Именно благодаря твоим комментариям, я не бросила его на середине, сдавшись. Спасибо
 Melany T.,  Jurari, вы проделали гигантскую (по моим меркам) работу, причесывая этот текст и приводя его в читабельный вид. Спасибо вам обеим
З.Ы. Мелани, я помню про твое обещание дать мне ссылку на твой твиттер, если ты решишь покричать в него об Орлянке. Да-да.
В-третьих, и, я надеюсь, это последний пункт, мне хотелось бы сказать, что этот монстр вырос из драббловой идеи про потерянную руку. Если кто-то помнит про андроида-Бартона, то идея этого текста родилась в то же время. Но, как в стихотворении Маршака про даму с картиной, корзиной, картонкой и маленькой собачонкой, за время пути написания текст успел подрасти.
Как-то так.


Название: Орлянка
Автор:  кошмар без перьев
Бета:  Melany T.,  Jurari
Размер: миди, 15 508 слов
Пейринг/Персонажи: Клинт Бартон, Тони Старк, Локи и другие. Намеки на Коулсон/Бартон и Старк/Роджерс
Категория: джен, намеки на преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: G-PG-13
Предупреждения: спойлерПотеря главным героем конечности, частичный ретеллинг сериала «Жизнь на Марсе», бранная лексика, галлюцинации, все не то, чем кажется
Краткое содержание: После того, как Локи убивает Коулсона, Бартон не видит причин беспокоиться о технике безопасности при работе с инопланетными артефактами.

читать дальше

Джеймс, главное для тебя — знать, что ты не знаешь ничего. Всё, что ты видишь, всё, что ты слышишь, — всё не то, чем кажется.
Уолтер Бёрк, «Рекрут»

Клинту снится мать. Ее образ выглядит именно так, как он себе представлял, слушая рассказы брата. Она склоняется над ним, внимательно рассматривает его, хмурится и отрицательно качает головой:
— Какой же ты неуклюжий, Клинт.
Он не понимает, о чем она говорит, и тянется — хочет прикоснуться к ней, обнять ее, но руки не двигаются. Клинт не успевает ничего понять, как мать поворачивается к людям в розовых халатах:
— Он мне не нравится. Я хочу взять другого.
В этот момент он замечает, что лежит в стеклянном боксе среди сотни таких же боксов с младенцами. Рядом лежит рыженькая Вдова, сосредоточенно колотящая кулачком воздух, из-под ее пеленок выглядывает пистолет. Чуть в стороне лежит Ник Фьюри с повязкой на глазу, за ним, в красных пеленках и с бородой, — Старк…
Клинт впервые чувствует такую отчаянную, злую зависть к остальным: к ним подходят люди, склоняются, сюсюкают и, совершенно счастливые, уносят их с собой. Клинт остается в этой комнате в одиночестве и даже не может пошевелиться.
Худший ночной кошмар.

Клинт сидит на бортике фонтана и болтает ногами, с любопытством оглядываясь по сторонам. Площадь, сотни людей, яркое солнце… Барни появляется со стаканчиком кофе в одной руке и рожком мороженого в другой.
— Клинт! — он улыбается и протягивает брату мороженое, а Клинт почему-то не может протянуть руку и взять его. Он с недоумением переводит взгляд вниз, на вцепившиеся в мраморный бортик руки, но их нет. Он чувствует ими тепло нагретого солнцем камня, но сами руки при этом парадоксальным образом отсутствуют. Клинт пытается осознать это, уложить как-то в свою картину мира. Сердце от паники колотится где-то в горле. Он поднимает голову, чтобы спросить у Барни, что происходит, но тот смотрит на него с плохо скрываемым отвращением:
— Блин, Клинт, было в тебе одно-единственное хорошее, да и то ты умудрился просрать!
Клинт пытается возразить, спросить или хотя бы нахамить в ответ, но он может лишь молча открывать рот, не издавая ни звука.
— Да, братишка, теперь понятно, почему ты никому не нужен, — Барни вздыхает, качает головой, а потом разворачивается и уходит, салютуя рожком мороженого. — Ладно, бывай, мистер бесполезность.
Клинт слышит противный писк чьего-то телефона и ненавидит сейчас всех этих суетящихся вокруг людей.

Клинт смотрит на Медного Всадника и пытается понять, почему они стоят посреди Токио. Вокруг мерный шум города, сигналы клаксонов, говорящие люди, а он, вместе с металлическим парнем на лошади, стоит в центре перекрестка.
— Не, знаешь, это точно сон. Наташа мне рассказывала сказки на ночь или читала какую-нибудь русскую книжку, и я уснул. Поэтому мне снишься ты. Потому что в реальности такого быть не может, — Клинт качается на пятках, засунув руки в карманы.
На развешанных повсюду экранах идет реклама какого-то фильма — бункер, взрывы, люди в черных костюмах, похожих на форму Щ.И.Т.а. Клинт рассматривает город, краем сознания отмечая, что бункер в рекламе очень напоминает тот, в котором проходило его последнее задание. Где-то в Литве. Или Латвии. Язык сломаешь с этими маленькими европейскими странами.
— Ты, наверное, не знаешь, но дедушка Фрейд говорил, что образы, которые мы видим во сне… — Клинт говорит все, что приходит в голову, не особо задумываясь над смыслом, потому что иррациональный страх застает его и здесь.
Люди, переходящие дорогу, идущие по улицам, сидящие в машинах, — все они похожи друг на друга. Они суетятся, занятые своими делами, не обращают на Клинта внимания, и он старается не вспоминать, что уже где-то видел их.
— Стоп. Во сне, — Клинт перебивает сам себя и некоторое время рассматривает взрывающийся бункер на экране здания напротив. — Я сплю и я знаю, что сплю. Значит ли это, что я могу управлять своим сном? Ведь я же осознаю, что это сон. Ёху! Да я же в Матрице!
Клинт смеется, поворачиваясь к Всаднику. Он открывает рот, чтобы рассказать про главную фишку этого фильма, но может лишь ловить губами воздух — Всадник протягивает ему руку, перевязанную подарочной лентой. Рука такая знакомая: с отсутствующими на сгибе локтя венами, с мозолями на кончиках пальцев, с почти сошедшим следом ожога чуть выше запястья… Клинт чувствует, что задыхается. Мерзко пищат клаксоны автомобилей.
— Мы его теряем! — надрывается в трубку совсем рядом какая-то девушка.
Клинт проводит по ней рассредоточенным взглядом, отмечая уже виденную где-то розовую форму, и снова смотрит на руку. За спиной Всадника в который раз уже взрывается бункер на рекламном щите, а Клинт пытается понять, почему в руках у персонажа русского романа его — Клинта Бартона — левая рука.
— Это бред. Какой-то бред, — наконец выдавливает из себя Клинт, сжимая руки в карманах в кулаки. Он боится опустить взгляд и увидеть пустой рукав футболки.
Еще один номер в списке его кошмаров.

Клинт просыпается в больнице. Пахнет лекарствами и немного озоном, и он расслабляется — привычное за столько-то лет пробуждение. Палата белая, отвратительно стерильная, и Клинту жутко хочется пройтись по ней в грязных форменных ботинках. Испортить, истоптать этот «цвет ванили и Моби Дика». Ему не очень нравится вспомнившаяся цитата — произнесший ее герой страдал амнезией и был накачан наркотиками по самое не хочу. Клинт совсем не горит желанием проводить параллели между собой и тем героем.
— Организм пациента просто отказывается бороться, — доносится знакомый женский голос из-за двери. Обычные больничные разговоры…
— Больничные разговоры, — внезапно подает голос Старк из стоящего в углу кресла. — Звучит не так пошло, как «постельные», но, в принципе, тоже ничего.
На Старке его красно-золотая броня, он сидит в плетеном кресле-качалке и ест пончики из коробки с надписью «Пожертвования для детей-инвалидов». Клинт совершенно не понимает, как можно было его не заметить на фоне этих мерзких белых стен.
— А, не переживай, особенности восприятия, — Старк принимается раскачиваться и, кажется, получает от этого удовольствие. — Мозг блокирует некоторые события, чтобы не перегрузить нервную систему. Будешь пончик?
Клинт медленно моргает, чувствуя давящую боль над переносицей, и просыпается.

Он летит над морем, он птица и он удивлен, каким это образом ему взбрело в голову считать себя человеком. В воздухе невообразимо легко, свободно, и он складывает крылья, падая вниз, чтобы распахнуть их над самой водной гладью. Брызги от воздушной волны попадают ему на перья и клюв, но он стряхивает их и летит вперед. На берегу какие-то черно-белые фигурки смешно суетятся, и он из любопытства подлетает ближе — рассмотреть. Вообще-то у него идеальное зрение, гораздо лучше, чем у людей, но, видимо, и оно способно ошибаться. Потому что невозможно, чтобы его лук и колчан носили другие люди. Одетые в одинаково черную форму с изображением орла на куртках, они обращаются с уникальным оружием совершенно бесцеремонно, закидывая его в машину. Гораздо бережнее они относятся к человеку, которого несут на руках, перетянув его руку выше локтя форменным ремнем. Они несут его частями, и он уверен, что это просто ошибка, потому что рука лучника отдельно от лучника — это какой-то бред. Сюрреализм какой-то.
— Я же говорю, особенности восприятия, — рядом возникает Старк. Он летит спиной вниз, словно лежит на воде или кровати, и держит в руках белую кружку, полную кофе. — Мозг у нас, вообще, умный, хотя по некоторым и не скажешь.
Старк отпивает прямо на лету, и Клинт падает, потому что летать с одним крылом противоречит всем законам физики.

Клинт просыпается от боли во всем теле и некоторое время смотрит на провода. Их десятки, если не сотни, и все они тянутся от него. Вокруг суетятся люди в розовых халатах, комната не отвратительно белая, а светло-зеленая. И это — реальность. Клинт в этом уверен, потому что адски болит все. От кончиков пальцев на ногах до кожи головы. Он даже представить себе не мог, что в человеке столько всего может болеть. Знакомая девушка в розовом устало улыбается куда-то в сторону:
— Пациент очнулся, кризис… — у нее тени под глазами.
Клинт ей сочувствует: спасать в операционной жизни агентов, то еще наказание. Он думает, что неплохо было бы потом подарить ей цветы, разумеется, только в качестве благодарности, а потом видит стоящего за стеклом агента Филиппа Коулсона. Тот бледный, почти трупного цвета, и Клинт заходится в беззвучном крике. За него кричат сходящие с ума приборы: они пищат, заглушая друг друга, а врачи начинают судорожно метаться. Они сыплют терминами и названиями лекарств, а Клинт боится не выбраться из череды наркотических снов.
Филипп Коулсон погиб от рук Локи больше двух сотен дней назад, но сейчас он стоит за стеклом и смотрит на Клинта.
Агент Бартон ненавидит свое подсознание, которое не могло не вылезти с чертовым комплексом вины. Девушка в розовом что-то обеспокоенно щебечет, вгоняя иглу в трубку капельницы, и Клинт засыпает.

Клинт просыпается, спеленатый, как мумия, и некоторое время просто смотрит в потолок. По потолку ползет солнечный зайчик. Клинт уже боится отводить взгляд от яркого пятна, потому что может увидеть все что угодно. Ему страшно опять оказаться в очередном сне, хотя еще сильнее он боится сложить картинки и вспомнить реальность.
— Клинт, — где-то на периферии взгляда мелькает черный силуэт. — Ты неисправимый идиот. Ты знаешь об этом? Ну, конечно же, ты знаешь…
Голос Наташи хриплый, словно она долго плакала, и Клинт чувствует себя виноватым. Только не помнит, за что. Видимо, он заставил Вдову волноваться, но как? Что нужно было сделать, чтобы довести непрошибаемую русскую до такого?
— Что-то ужасное, — отвечает на его вопрос Локи. Бог обмана садится в конце кровати, колеблется, а потом закидывает ноги в сапогах на белое одеяло. Клинт думает, что настолько по-свински даже он себя никогда не вел.
— Но ты думал об этом. Часто, — тут же возражает Локи. Он закрывает глаза и откидывается на спинку. Клинт старается смотреть на потолок, потому что куда-то в забинтованное плечо плачет Вдова, а Локи просто сидит у него на кровати.
Мерно пищат приборы, отмеряя его пульс и сотни других показателей. Автоматически впрыскивается в капельницу очередная доза морфина, и Клинт засыпает.

Он стоит посреди пустой комнаты, на полу — пыль, на стенах — ободранные обои и плакат с Капитаном Америкой. И светлое пятно на месте зеркала. Клинт точно уверен, что никогда здесь не был, но, тем не менее, комната кажется ему знакомой.
— Поставь сюда кровать или телевизор. И занавески на окна, какие-нибудь… — Старк кривится, подыскивая слово. — Отвратительно белые.
— Я сплю? — спрашивает запутавшийся окончательно Клинт, на что Старк с удивлением к нему поворачивается и даже сдвигает на лоб пальцем солнцезащитные очки:
— А я-то откуда знаю? Это тебя надо спрашивать.
— Тогда какого черта ты делаешь в моем сознании? — тут же возмущается Клинт и пытается ткнуть пальцем в грудь Старка. Руки почему-то отказываются выниматься из карманов, словно приклеенные. Но они обе на месте. И правая, и левая. Клинт долгое время смотрит на них — на мелкие шрамы, ожоги и родинки — и думает, что у него просто стресс и расшалившееся воображение.
— Ну, не знаю, — Старк снова опускает очки на переносицу и подходит к появившемуся в углу старому ламповому телевизору. — Об этом тоже надо спрашивать тебя. Хотя знаешь, есть у меня одна версия…
Он оборачивается к Клинту и улыбается так самодовольно, что тот уже не желает слышать этого варианта. Он все не может налюбоваться на свои руки. Обе целые. И обе при нем.
— Все дело в том, Бартон, что ты на самом деле тайно влюблен в меня. Да-да-да, — Старк выдает эту чушь совершенно серьезным тоном и полностью переключается на телевизор. Он щелкает каналами, что-то крутит, зачем-то по нему стучит, обходит его и сбоку, и сзади, чуть ли не проползает под ним. Телевизор выдает помехи, но Старка это нисколько не расстраивает. Он принимается насвистывать неизвестную Бартону мелодию и продолжает возиться с техникой.
— Я знаю это место, — наконец-то Клинт отрывается от разглядывания рук и принимается за осмотр комнаты. — Это дом Фила.
— Агента? — Старк удивленно поворачивается к собеседнику.
— Ну да, агента Коулсона, — Клинт выглядывает в окно и кивает. — Он давно заброшен и, я бы даже сказал, забыт своим хозяином. Вроде как он здесь жил, когда был маленьким, потом была какая-то хрень, и весь район признали опасным, ну и Фил с родителями переехал в город.
— Бартон, не то чтобы я на что-то намекаю, но ты, пытаясь сбежать от осознания реальности, выбрал дом агента? Заброшенный дом агента. Ну-ну, и после этого ваш директор говорит, что это у меня тараканы в голове странные… — Старк качает головой, заканчивая возиться с телевизором, и падает на кровать с выцветшим серым покрывалом. — Давай уже, садись кино смотреть.
Клинт садится на почему-то пищащую, а не скрипящую кровать и смотрит какой-то боевик. Группа мужчин выходит из трех внедорожников, заходит в здание, прочесывает его, вырубая охранников, затем спускается в подвал… Клинт пытается закрыть лицо руками, он не хочет смотреть дальше. Он точно знает, что там будет то, что ему не понравится, но руки из карманов так и не удается вытащить, а Старк не дает отвернуться к стене. Почему-то Клинт не догадывается просто закрыть глаза, чтобы не видеть происходящего на экране.
— Остановка сердца! Срочно, дефибриллятор! Мощность… — вместо боевиков на экране появляются знакомые люди в розовом, за их спинами горит что-то нестерпимо яркое.
Клинт уже согласен остаться в любой реальности вне зависимости от степени ее бредовости. Он устал вновь и вновь просыпаться, предаваясь сомнениям. Он уверен, что ничего не хочет вспоминать.
Клинт закрывает глаза.

Он просыпается от тепла, медленно скользящего по лицу. Клинт хмурится, морщится, пытается как-то скрыться от идущего за этим теплом света, но не может толком пошевелиться.
— Стив, он очнулся, — рядом слышится тихий голос Наташи, и кто-то милостиво убирает источник света. Бартон открывает глаза, ожидая увидеть все что угодно: начиная от Бенджамина Франклина, рассуждающего о политике, и кончая директором Фьюри, сообщающем об увольнении. Вместо этого он видит сине-зеленую реабилитационную палату, стоящего у зашторенного окна Стива Роджерса в клетчатой рубашке и сидящую возле кровати Наташу. Оба кажутся уставшими, измотанными, но счастливыми.
— Привет, — Наташа улыбается Клинту.
Она то сцепляет, то расцепляет пальцы, словно пытаясь решиться, а потом обнимает его. Клинт бы и рад ее погладить, прижать к себе ближе, но у нет сил на такие простые движения. Вместо этого он переводит взгляд на Стива, и тот тоже улыбается ему.
— С возвращением, Клинт, — Роджерс отходит от окна и подходит ближе к кровати. — Может быть, ты хочешь пить? Кивни или моргни, если не можешь говорить.
Клинт кивает, согретый их теплом и участием, и Наташа отодвигается, чтобы Стиву было удобнее держать стакан с трубочкой.
— Мы так за тебя переживали. Врачи сказали, что впервые видели пациента, настолько нежелающего жить… — у Наташи краснеют глаза, она шмыгает носом и снова обнимает его, стоит Стиву убрать от Бартона стакан. — Мы так по тебе скучали. Я по тебе скучала.
Она говорит куда-то ему в плечо, и Клинт хочет ответить, что он тоже рад их видеть, что он рад видеть ее, чтобы она не беспокоилась… Он хочет сказать многое, но засыпает под мягким и каким-то отеческим взглядом Стива.

Клинт открывает глаза и видит сидящего в углу комнаты Коулсона. Тот читает какие-то документы из черной папки с изображением орла, потирает переносицу и выглядит совершенно живым. Клинту хочется попросить у него прощения за предательство, за его смерть, за то, что сам Клинт все еще жив — за сотни вещей, на самом деле. Но он молчит и просто смотрит на призрака. За прошедшую с момента первого «пробуждения» неделю он научился гораздо спокойнее относиться к своим галлюцинациям. Со скуки Клинт даже пытался составить типологию «глюков». Например, в его коллекции был Коулсон-работающий и Коулсон-обвиняющий, был странный Старк и рассказывающий о его бесполезности Локи, был иногда приходящий Барни, молча стоящий рядом и курящий какую-то дешевую дрянь, и была Наташа, напоминающая о его потере, был жалеющий его Капитан Америка, почему-то появляющийся исключительно в геройской форме, пару раз появлялся доктор Беннер, только Клинт так и не смог определить, был ли тот игрой его воображения…
Клинт улыбается, наблюдая за знакомой морщинкой на лбу Коулсона, появляющейся в проблемных ситуациях, и засыпает.

— Ты не справился, — Клинт вздрагивает, шумно втягивая в себя воздух, но продолжает массировать культю. Он до боли сжимает челюсти каждый раз, когда ему приходится прикасаться к обрубку. Даже в мыслях Клинт не может назвать «это» рукой.
— Я ведь доверял тебе, — голос раздается от двери, не приближаясь и не отдаляясь. Даже не поднимая головы, Бартон может сказать, что Коулсон смотрит на него своим коронным печально-разочарованным взглядом. — А ты подвел меня.
Самое главное в общении с мертвыми — не реагировать на их действия и слова. Особенно когда за тобой следят пара камер и полдесятка людей.
— Агент Бартон, вы с самого начала были головной болью, и ждать от вас чего-то большего было ошибкой, — слова причиняют едва ли не физическую боль. Клинт трет здоровой рукой область возле сердца, понимая, что причины боли где-то в голове. Он ведь после нападения Локи с психологами провел столько времени, сколько никогда не проводил с семьей.
Клинт медленно моргает, чувствуя давящую боль над переносицей, и просыпается.

Спустя две недели сбежавший из мед. блока Клинт сидит в своей комнате на базе и смотрит в стену. Странные сны с участием Старка перестали сниться чуть больше недели назад, как только из курса лечения убрали самые сильные обезболивающие. А вот кошмары остались. Все чаще Клинт трусливо думает, что было бы лучше, останься он там, в одном из снов. В конце концов, там он был птицей и был свободен.
Клинт никому не признается, но он все чаще теряет чувство реальности, а для него — циркача и лучника — это вопрос жизни и смерти. Неверно рассчитанный баланс — и можно слететь с каната, неправильно рассчитанный угол — и можно подстрелить союзника. Впрочем, сейчас он никого не способен подстрелить: для этого нужные две здоровые руки или, в крайнем случае, одна здоровая, а другая не очень. Но факт остается фактом: для того чтобы стрелять из лука необходимы две руки, а не одна и обрубок выше локтя.
Наташа говорит, что у него осталось его зрение, а Клинту хочется лишиться и его. Может быть тогда, он перестанет видеть на улицах, на базе, в больничном боксе Коулсона. Обычно тот молчит, только смотрит виноватым и в то же время печальным взглядом, словно это не Клинт его подвел, а он Клинта. Иногда он пытается поговорить, но в такие моменты Бартон старается оказаться от него подальше, потому что одно дело видеть галлюцинации, а другое — разговаривать с ними. Он никогда не рассказывает Наташе об этом, хотя она, наверное, поняла бы его. Должна была бы понять.
— Один? — Локи садится рядом и сцепляет пальцы на коленях. — Ну что ж ты так. Бросил своих друзей, а они сейчас ловят каких-нибудь роботов. Или как вы там называете эти самопередвигающиеся железяки?
С этой галлюцинацией он не разговаривает тоже, хотя, в отличие от Коулсона, Локи более настойчив и появляется гораздо чаще.
— Прости. То есть ты не бросил, конечно же. Как ты мог их бросить, — Локи длинно вздыхает. — это они бросили тебя, потому что ты — балласт. Бесполезный человек среди суперлюдей. Ой, что это я опять. То есть, бесполезный однорукий человек среди героев. Так даже звучит правильней, не находишь?
Клинт рвано выдыхает и даже не пытается дать Локи в морду. Потому что Локи — это всего лишь плод его воображения, потому он никогда не говорит ничего нового, только то, что Клинт говорит себе сам. Кому нужен циркач без руки? Ни фокус показать, ни по канату пройти, ни из лука выстрелить. Только если изображать жертву тигра для пущей остроты перед номером дрессировщика. Он хрипло смеется, запрокидывая голову назад и слушая странные хрипы в груди. При том взрыве он не только потерял руку, как ему сказали потом — врачи собирали его буквально по осколкам.
— Эй, Бартон, я так и думал, что ты здесь. Конечно, всегда был вариант, что ты решил совсем смыться с базы, но до воды лететь как-то далековато без квиджета, а они все на месте. Я пересчитал, — в дверь без приглашения входит Старк, и Локи беззвучно смеется.
— Да у тебя тут целая сходка. Может, подумаешь открыть собрание анонимных галлюцинаций? Что-то вроде «меня зовут Локи, и я люблю рассказывать, какие вы все ничтожества», — бог обмана смеется, выходя в стену. Клинт провожает его долгим и вдумчивым взглядом и только потом понимает, что Старк смотрит на него как-то странно. Точно, кроме того что с галлюцинациями нельзя разговаривать, на них еще не стоит и смотреть. Клинт все чаще забывает о таких мелочах. Впрочем, с его нынешним состоянием и собственное имя забыть не мудрено.
— Старк, — кивает он гостю и хлопает по груди, пытаясь выбить то неприятное, щекочущее легкие ощущение.
— Знаешь, некоторые считают, что в больницах заставляют лежать не зря. Там, вроде как, работают умные люди, которые знают, что делают, — Старк проходит вглубь комнаты, берет бутылку с водой и протягивает ее Клинту, беззастенчиво рассматривая того. Бутылки из тех, что для спортсменов — удобно открываются на ходу и не требуют участия обеих рук. У него самого такие стоят в тренировочном зале.
— Сказал мне Тони Старк, — ухмыляется Бартон. Напившись и отдышавшись, он закрывает бутылку и отставляет ее в сторону. — Забавно, да?
Где-то на задворках сознания скребется вопрос о реальности Тони, в конце концов, он ведь тоже фигурировал в тех наркотических снах.
Через четыре часа Клинт стоит в одной из комнат Башни Старка и не может понять, как он здесь оказался. Его не уговаривали, не тащили насильно… Его, кажется, просто поставили перед фактом. И вот он здесь, стоит посреди комнаты с кроватью, шкафом, дверью в ванную и еще одной дверью, и пытается понять: не сон ли все это. Впрочем, через пару минут созерцания, он пожимает плечами — а есть ли разница? Чем одна реальность хуже другой? И принимается раскладывать вещи.

Жить в одном доме с Тони оказывается почти уютно. Он не приходит с разговорами, не предлагает лекарства или помощь с массажем культи, не смотрит сочувствующим взглядом. Почти. Потому что за него это делает Джарвис.
— Смотри как удобно, — Локи без шлема, но в зеленом плаще, прислоняется к стене рядом с раковиной. Бартон на мгновение отвлекается от процесса уничтожения щетины, но тут же переводит взгляд обратно на зеркало. — Никому нет необходимости тратить на тебя свое время, но в то же время они о тебе заботятся. У вас есть забавные животные. Мыши, кажется. Точно, лабораторные мыши, и ты — одна из них. «Объект Бартон. Время проведения эксперимента восемь ноль-ноль…».
Локи тихо смеется, а из руки Клинта падает станок. Он цепляется за раковину и тяжело дышит, пережидая приступ паники. Он никому не нужен. Бартон мысленно проговаривает имена друзей и причины, по которым ни один к нему не пришел с момента его переселения в Башню Старка. Первой из них числится, что он сам никого не хочет видеть. Не сейчас. Не когда слаб и беспомощен.
— Ты сейчас кого в этом убедить пытаешься? Меня или себя?
Локи слишком много для одного утра, и Клинт со злости бьет кулаком о стену, предсказуемо сбивая кожу с костяшек. Белизна раковины расцвечивается розовыми разводами, пока Клинт пытается одной рабочей рукой обработать ту самую единственную руку. Выходит чуть лучше, чем никак. В итоге он появляется в своей комнате недобритый, с косо прилепленным пластырем и мокрой рубашкой. На не заправленной еще кровати его ждет Старк.
Клинт замирает в дверях, зачем-то оглядывается назад, словно это как-то может изменить то, что он видит растрепанного Тони в своей постели. Тот лежит прямо в джинсах, в задранной до середины спины футболке, обняв его подушку. И спит.
— Пуская слюни на твою подушку, — желчно комментирует Локи из кресла. — А тебе ведь потом на ней спать.
Он, кажется, что-то хочет добавить, но его перебивает мягкий голос Джарвиса.
— Прошу извинить мистера Старка, сэр. В последние дни он был несколько увлечен новым проектом и совсем не следил за своим режимом.
Клинт рассеяно кивает и весь остаток дня проводит в тире. Если он собирается вернуться к оперативной работе, то ему стоит вернуться и в прежнюю форму. Насколько это возможно в его состоянии. Под ехидные комментарии Локи стреляется отвратно, это Клинт может сказать точно.
Со Старком в итоге они пересекаются на кухне, возле кофеварки. Клинту вполне хватает одной руки, чтобы организовать две кружки кофе и поставить по очереди на стол.
— Спасибо, — Старк тут же подтягивает к себе одну из них. — А я уж думал: все специально забывают, что я не беру ничего из рук.
Клинт хмурится, не понимая, о чем речь, а брови Старка складываются изумленным домиком.
— О! Ты не знал… — Тони тут же ухмыляется, словно все так и было задумано. — Ну, так тоже ничего. Вообще-то я хотел поговорить. И тебе лучше сесть, Бартон. Кстати, ты не знаешь, где-нибудь в этом доме есть пончики? Умираю, как хочу есть.
Старк выдает слова пулеметной очередью, но они проскальзывают мимо сознания Клинта как рыбки сквозь ладони. Как те серебристые мальки, которых они с братом пытались в детстве ловить руками. Руками. Двумя. Клинт издает клокочущий горловой звук и вцепляется пальцами в стол. В голове вихрем проносятся мысли о собственной ненужности и бесполезности.
— Я не знаю, Старк, — выдавливает из себя Клинт, надеясь поскорее отвязаться от внезапно вспомнившего о его существовании миллиардера и добраться до своей комнаты. — И мне не до разговоров, ты не мог бы…
— Нет, не мог бы, — в голосе Старка появляются совершенно непривычные стальные нотки. — Сейчас ты сядешь, и мы поговорим.
Приказной тон Старка буквально рвет все шаблоны на части. И если бы Клинту не было так наплевать на все, то он обязательно бы восхитился.
— Так вот, Бартон, — Тони снова улыбается самой обаятельных из всех своих улыбок и откидывается на спинку стула, — видишь ли, какое-то время назад один мудак решил, что ему никто не нужен. Или что он никому не нужен, но это две стороны одной монеты.
Клинт садится и обнимает кружку ладонью. Он по привычке пытается сцепить пальцы обеих рук на ручке, но рука только одна, и он едва не переворачивает кофе на себя, неверно рассчитав центр тяжести. Оказывается, если держать кружку на краю стола и тянуть ее на себя…
— А если бы перевернул, то не было бы юбилея. У тебя ж через три дня будет целых четырнадцать дней, как ты ничего не уронил, не разлил и не разбил одной-то рукой. Прямо герой, — как-то доверительно сообщает Бартону Локи из-за спины Старка. У асгардца в руках тоже кружка, ядовито-зеленая и с синим логотипом «Старк Индастриз». Клинт думает, что подобную безвкусицу Тони определенно не стал бы выпускать. Даже с самого большого похмелья.
— Ты думаешь о людях слишком хорошо, — устало вздыхает Локи и делает глоток. — А вы чего замолчали-то? Продолжайте-продолжайте, мне вот интересно, о чем он тебе врать будет. Может быть, расскажет сказочку о командном духе? Ну, знаешь, одну из тех, где все за тебя так беспокоятся, аж есть не могут. И пить тоже.
Клинт не отводит взгляда от говорящего Локи, не замечая, как мрачнеет с каждым мгновением Тони.
— Земля Бартону, прием! — Старк взмахивает перед лицом Клинта рукой, и тот медленно смаргивает, пытаясь сменить сон. Раньше помогало, устало думает он, когда, открыв глаза, обнаруживает и Старка, и Локи.
— Раньше тебе кололи наркоту, за распространение которой можно попасть в тюрьму. Какие-то странные у вас законы. С двойными стандартами, — не удерживается от комментария Локи, прежде чем заткнуться и уткнуться в свою кружку.
— Старк. Ты от Кэпа воздушно-капельным что-то подхватил? — Клинт говорит медленно, словно слова с трудом собираются в связные мысли. Ему хочется закончить это и оказаться в своей комнате. Желательно сейчас же.
— От него-то подхватишь, — чему-то улыбается Старк, а потом хитро прищуривается. — У меня есть предложение, Бартон. Ты можешь отказаться и свалить отсюда прямо сейчас, а можешь меня выслушать и отказаться потом.
Старк импровизирует на ходу: намеченный план разговора вылетел в трубу, стоило только ему увидеть отсутствующий взгляд Клинта поверх своего плеча.
— Вариант с согласием ты не рассматриваешь. Ну, судя по всему, предложение очень интересное, — с наигранной заинтересованностью кивает Клинт, и это его самая длинная речь с того момента, как он пришел в себя. Ну, если, конечно, не считать за речь тот поток бранной лексики, которую он вывалил на врачей, обнаружив отсутствие руки.
— Предложение звучит примерно так… — Старк на мгновение замирает, стуча ногтем по краю кружки. — Ты спускаешься со мной в мастерскую, и если тебе понравится приготовленный сюрприз, то ты мне рассказываешь все. Все, что помнишь, что видел, о чем думал и чем занимался с того момента, как вылетел в Латвию. И по сегодняшний день.
Сердце возле реактора колотится слишком быстро, но это практически русская рулетка — пан или пропал. Либо согласится, либо нет. И если нет, то вытащить из замкнувшегося в себе лучника хоть что-нибудь станет окончательно невозможно.
— А если не понравится? — Клинт отпивает кофе, сидя с неестественно ровной спиной. Старк хмурится, глядя на это. Всегда ли так сидел Бартон или это последствия от потери конечности, пытается вспомнить он, но не может.
— Если не понравится, — Тони пожимает плечами, — то не рассказываешь. Все равно приз достается тебе.
Клинт некоторое время хмурится, переводит взгляд за спину Тони, вопросительно выгибает бровь, словно ведет с кем-то диалог, а потом тоже пожимает плечами:
— Показывай.
Старк впервые спускается в собственную мастерскую с ощущением того, что он идет по минному полю.

С того разговора проходит сорок часов, и Клинт замыкается в себе еще больше. Старк может лишь стискивать зубы и хмуриться, когда Джарвис показывает ему разговаривающего с пустым креслом Бартона. Записи этих разговоров ничего Старку не дают, потому что Клинт чаще слушает, односложно отвечает, а все вопросы предпочитает выражать мимикой. А еще Бартона буквально трясет, когда ему приходится взаимодействовать с культей. Старк в такие моменты морщится и трет реактор — у него с принятием апгрейда было меньше проблем, чем у Клинта. Вопрос стоял лишь в том, чтобы выжить, и если для этого нужно было смириться с реактором в груди… Не такая уж и большая цена за жизнь.
Клинт спускается в мастерскую аккурат после звонка Фьюри с вопросом о состоянии агента Бартона. Старк почти восхищен продуктивностью этого двухминутного разговора – и стоит заметить, что, в порядке исключения, Старк большую часть времени молчал. «Почти» — потому что Фьюри отказался пускать Джарвиса в свою систему в обмен на информацию о состоянии Бартона.
— Я согласен, — с порога заявляет Клинт, и Старк от неожиданности стирает нужную деталь с голографического экрана. Он медленно поворачивается к лучнику, вцепившемуся единственной рукой в косяк, и вопросительно поднимает брови.
— Именно поэтому прошлый раз ты сбежал отсюда на сверхсветовой?
— Мне нужно было время. Поверить, — Клинт выдавливает из себя слова, и его колотит крупная дрожь. Он вскидывает на Старка глаза, полные такой робкой и отчаянной надежды, такого страха, что у того пересыхает в горле. Тони коротко кивает, взмахивает рукой в приглашающем жесте и пытается на ощупь найти на столе кружку или бутылку с водой.
— Так, хорошо. Джарвис, сохрани предыдущий вид, — вернув себе способность говорить, Старк отметает текущую работу и хлопает по столу, на котором он обычно занимается сваркой и паянием деталей. Клинт подходит к нему с таким видом, словно боится, что кто-то из них сейчас обязательно убежит. То ли стол, то ли Тони.
— Садись, — фыркает Старк. — Ну, Люка Скайуокера я из тебя, конечно, не сделаю...
— Быть мне Энакином? — Клинт пытается улыбаться, и от такого простого действия у него дрожат губы. — Ну, на темной стороне я уже был, не хватает только доспеха.
— Нет-нет-нет, — Старк усмехается, закрепляя культю с помощью системы распорок неподвижно. — Не надейся даже покрасить хоть одного из моих Марков в черный. Он им не идет.
— Это была миссия ноль восемь четыре, — без каких-либо переходов начинает рассказывать Клинт, глядя за спину Тони. У него серьезный и тихий голос, и Старку совсем не хочется шутить ни над Щ.И.Т.ом, ни над тем, как рассказывает Бартон. — Объект неизвестного происхождения, если говорить нормальным языком. Место нахождения: Латвия, один из засекреченных бункеров времен Второй Мировой, над которым было выстроено вполне обычное офисное здание…

Они выбираются из мастерской только через шесть часов и засыпают на ближайшей горизонтальной поверхности. Впервые Клинт спит без кошмаров, зато наслушавшийся лучника Старк чувствует себя Алисой в Стране Чудес. Он разговаривает с токийским поездом, почему-то розового цвета, спасает из огня пончики, гоняется за синими дроздами и просыпается совершенно разбитым. Он распахивает глаза, некоторое время смотрит на щетинистый подбородок рядом, а потом волевым усилием затаскивает себя в душ.
Он вообще-то инженер, а не психолог или психотерапевт. Может быть, именно поэтому он цепляется за слова Клинта, а не за подтексты, которые они должны содержать. А, может быть, дело в том, что он не доверяет Фьюри даже после вторжения читаури. Или дело в чувстве вины, которое, вопреки всем слухам и домыслам, терзает даже Старка.
После душа Тони с кружкой кофе в руках смотрит на спящего Бартона. Согласно данным Джарвиса это самый долгий и крепкий сон агента с момента появления в Башне. Старк хмыкает и трет переносицу — если у него от одних только рассказов и пересказов Бартона в голове каша, то что же творится с самим лучником, живущем в этом кошмаре каждый день?
— Джарвис.
— Да, сэр?
— Как наши успехи? — Старк выходит из комнаты и закрывает за собой дверь, чтобы Клинт мог отсыпаться дальше. Он отпивает кофе, прикрывая от удовольствия глаза, а потом замечает валяющуюся в коридоре монету, выпавшую из чьего-то кармана, и являющую всему миру парящего орла.
— Никак, сэр. Защитные протоколы Щ.И.Т.а перехватывают наши программы раньше, чем те успевают сделать хоть что-нибудь. Благодаря нашему прошлому вмешательству в их системы защита Щ.И.Т.а стала гораздо сложней и серьезней. Они учатся на своих ошибках, сэр, — в голосе Джарвиса звучит усталость, словно и он устал от бесплодных попыток пробиться в архивы.
— Учатся, конечно! — Старк возмущенно фыркает и взмахивает рукой с кружкой, словно перед аудиторией. — Пока носом их не ткнешь — ничего не сделают.


Наташа собирает и разбирает табельный пистолет, раскладывая детали по журнальному столику в одном ей известном порядке. Стив сидит неподвижно, сцепив руки под подбородком и поставив локти на колени. Тони, как это часто с ним бывает, опаздывает, а Брюс с Клинтом и Тором не могут явиться по вполне объективным причинам. Один — пытается снова скрыться в странах третьего мира, хотя знает, что Щ.И.Т. будет приглядывать за ним и там; другой — лежит в больничной палате, буквально вытащенный с того света, за сотню километров от этой комнаты; третий вообще находится в своем мире, занятый политикой и управлением.
— Врачи говорят, что он постоянно с кем-то разговаривает, стоит уменьшить ему дозу обезболивающих, — Романова откладывает оружие, откидывается на спинку кресла, но не выдерживает в неподвижности и пары минут. — Например, с нами. Но чаще — с Локи. Этот ублюдок до сих пор его не отпускает.
— Ученые сказали, что никакой внеземной энергии не наблюдается, — Стив качает головой. Этот разговор в разных вариациях повторяется уже не в первый раз. Наташа обвиняет во всех бедах магию, Стив ей возражает, приводя в качестве аргументов отчеты специалистов, но все сводится к тому, что «надо что-то с этим делать».
— Ты так за него переживаешь, — Стив смотрит, как пальцы с выкрашенными в черный ногтями замирают на очередной детали всего на мгновение, а потом снова продолжают двигаться, как ни в чем не бывало. — Вы давно с ним знакомы?
— С детства. Росли в соседних домах, — Наташа встречает недоуменный взгляд Роджерса, а потом вяло улыбается. — Шутка.
Рассказать о веселом знакомстве сквозь оружейные прицелы Романова не успевает — в дверь входит Хилл со стопкой папок в руках.
— Здесь вся информация об объекте. По данным аналитиков, он идентичен тому, который так и не смогла получить группа Бартона. Согласно отчетам, тогда детонировал не сам объект, а некая охранная система, так что будьте готовы к подобному, — Мария говорит сухо, по существу, стоя с неестественно ровной спиной. — Вы идете вдвоем. Ваши новые документы и легенды лежат здесь же.
— Вдвоем? — Стив поднимает глаза и непонимающе сводит брови к переносице. — Но был приказ собраться всем Мстителям. А Старк…
Мария качает головой, отметая все вопросы и возражения.
— Тони Старк известен своей непредсказуемостью, нелюбовью к порядку и дисциплине, пренебрежением к протоколам безопасности и секретности информации — он, определенно, не лучший кандидат для незаметного проникновения на чужую территорию.
— Я бы не сказала, что Кэп тоже…
— Проникновение на чужую территорию?
Наташа со Стивом начинают говорить одновременно. Вдова замолкает первой и выразительно смотрит на Хилл, кивая на возмущенного Роджерса, мол, об этом я и говорила.
— Да, Капитан, — Мария поджимает губы и бросает быстрый взгляд на наручные часы. — Это странная инопланетная технология, и было бы весьма неплохо, если бы она не попала в недобрые руки. Как Тессеракт в сорок втором. Уж кому как не вам знать, что натворили с его помощью нацисты.
Стив не выглядит убежденным. Он выглядит как человек, только что получивший прекрасный аргумент для победы в споре. Хилл дергает уголком губ и крепче сжимает папки — спорить с Капитаном Америкой не входило в ее планы. К тому же, это в любом случае не самая лучшая идея.
— И который вы нашли. И превратили в оружие. Как и нацисты в сорок втором, — Роджерс просто перечисляет факты, даже без обвиняющей интонации, но ей кажется, что лучше бы уж обвинял. Наташа хмурится, глядя на побелевшие пальцы Марии.
— Кэп, эта штука может убить сотни, а то и тысячи гражданских, если самоактивируется, — Романова вгоняет обойму в пистолет и прячет тот в кобуру на бедре. — Первое устройство находилось под самым обычным офисным зданием. И если бы Бартон не имел склонности хватать все голыми руками…
Наташа замолкает, зло выдыхая. Обычно достаточно рассудительный на миссиях Клинт уже больше полугода словно ищет смерти. Берется за любые, даже самые безнадежные задания, принимает совершенно безрассудные решения, нарушает большинство протоколов и предписаний, связанных с личной безопасностью. Не потому, что не понимает, для чего они нужны, или не осознает опасность, а как раз потому, что все понимает и осознает. Романова вспоминает отчет одного из агентов, бывшего в команде Клинта, и испытывает непреодолимое желание выбить из одной светловолосой головы всю дурь.
— Если бы Бартон не был зацикленным на собственных проблемах придурком, то вполне вероятно, что обрушилось бы и это здание, и близлежащие, — зло продолжает Вдова после паузы. Хилл согласно кивает и подхватывает ее объяснение.
— А это массовые жертвы среди гражданского населения и паника. Мы не знаем свойств объекта, его характеристик, параметров. Один читаурийский шлем убил трех человек, Капитан. Они были пожарниками и помогали восстанавливать город после… — Хилл сглатывает, заставляя себя продолжить. — После вторжения. Самые обычные люди с семьями, идеалами и принципами, допустившие ошибку, когда решили оставить внешне безобидную вещицу себе. В общем, ваша машина стоит внизу на стоянке, ваши документы и информация — здесь.
Она заставляет себя разжать пальцы и протянуть папки Романовой.
— Они с агентом Бартоном были вместе? — Стив спрашивает это, лишь когда за Наташей закрывается дверь. Он смотрит внимательно, словно это очень важный вопрос.
— Он спас ей жизнь, — пожимает плечами Хилл, и это единственная правда, которую она может сказать. Впрочем, Роджерсу достаточно и этого, потому что он, поблагодарив и попрощавшись, уходит. Мария устало смотрит на часы и опускается в кресло.
— Это не специальная служба, а зоопарк какой-то. Один опаздывает, другой прячется, третий морализирует, четвертый вообще черт знает что творит, а директор смотрит на меня так, словно я волшебница и одним взмахом палочки должна со всем управиться. Завтра же подаю в отставку.
— Ты это говоришь каждые два-три года, — мягко возражает ей наушник голосом Коулсона.
— Видимо, люблю постоянство, — усмехается она и встает, получив сигнал о приближении Старка.
— А где все? — Тони вплывает в комнату и удивленно оглядывается, никого не находя. Он растерянно хмурится, встречаясь взглядом с недовольно поджавшей губы Марией, а потом расплывается в самодовольной улыбке. — О, я пришел первым? Как неловко…
— Вы опоздали, мистер Старк. Не думала, что у человека, создавшего самую технологичную броню в мире, не хватает умений для использования часов, — агент Хилл держит руки сцепленными за спиной, а ее лицо выражается все, что она думает о привлечении гражданских к делам военной организации. Это кажется невозможным, но Старк становится еще более самодовольным. Это его маленькая слабость — доставлять проблемы Фьюри и его людям.
— Я думаю, дело в рациональном распределении времени, — самым доверительным тоном сообщает Тони, садясь в Наташино кресло. Он ерзает, пару раз хлопает по подлокотникам, а потом пересаживается в соседнее. — Сначала делаешь самые важные дела и разговоры, а потом уже все остальное. Или у военных это правило работает иначе?
Мария дергает уголком губ, пытаясь скрыть улыбку за раздражением и недовольством.
— Мистер Старк, если бы вы соизволили явиться раньше, — начинает она раздраженно и замолкает, делая паузу, чтобы «успокоиться». Если Старку нравится доводить окружающих, то стоит дать ему это, а потом уже работать нормально. — У организации возникли небольшие проблемы, с которыми мы не можем справиться самостоятельно...
Она делает паузы между словами, словно признаваться в собственном бессилии и некомпетентности — это сложно, недовольно смотрит на расцветающее выражение превосходства на лице Старка, а слышит одобрительное хмыканье Коулсона. Человека, о чьей способности наладить контакт с самими неконтактными людьми легенды ходят до сих пор. Мария говорит о невозможности для агента Бартона вернуться к работе, о том, что это потеря для Щ.И.Т.а, а вспоминает битого жизнью юного Клинта и его злые шутки и розыгрыши, которые Коулсон не пресек (хотя Мария подозревает, что мог бы), но направил в менее разрушительное русло.
Когда озаренный очередной идеей миллиардер покидает комнату, она отдает приказ проверить все помещения и системы на наличие сюрпризов от Старка — было бы наивным полагать, что тот прибыл только ради совещания, которое так удачно пропустил.


Бартон просыпается резко, рывком, от нахлынувшего во сне чувства паники и несколько секунд тратит, чтобы понять, где он находится.
— Доброе утро, сэр, — голос Джарвиса льется откуда-то с потолка, и Клинт расслабляется, растягиваясь на кровати. Он все еще в доме у Старка. Как к этому относиться, Клинт не знает до сих пор, поэтому просто откладывает эту мысль, обещая себе подумать над этим позже. Рядом нет Локи. Это определенно хорошая новость, потому что он устал напоминать себе, что с галлюцинациями не разговаривают, на них не смотрят и их не стоит пытаться избить. Он вчера разболтал Старку некоторую, вообще-то секретную, информацию. Вспомнив это, Бартон ждет появления чувства вины, тревоги или стыда, но вместо этого приходит лишь какое-то ленивое сожаление, мол, да, нехорошо вышло, и вот об этом можно было и не говорить. Клинт думает, что можно было бы закрыть глаза и насладиться этими почти забытыми ощущениями, когда его вновь пробирает по позвоночнику паника. А вслед за ней приходит и Локи.
— Боишься проснуться? Закрыть глаза на мгновение, а, открыв их, узнать, что всем на тебя по-прежнему плевать? — Локи встает рядом с кроватью и склоняет голову, наблюдая за смотрящим в потолок Бартоном. — Бедный мальчик, ты так устал быть один. А все почему? Потому что единственного действительно дорогого для тебя человека ты потерял.
Голос Локи полон притворного сочувствия, словно парню в портьере и медном шлеме есть какое-то дело до его — Клинта Бартона — проблем. От слов Локи в желудке Клинта становится противно и скользко, словно он выпил ложку масла.
— А давай будем честными до конца? Почему это произошло, как ты думаешь? — Локи садится посреди комнаты, скрестив ноги. — Потому что ты и тогда был бесполезным. Потеря руки только открыла остальным на это глаза, дала повод вашему командованию выкинуть тебя.
Все хорошее настроение вылетает в трубу, стоит только Локи появиться в комнате. Клинт уверен, что даже если бы тот молчал, то настроение испортилось бы моментально. Хуже всего, что его персональный глюк говорит правду — Клинт боится, что это сон. Что на самом деле не было Старка с его странным предложением, не было ни разговора в мастерской, ни даже переезда в его дом, а был лишь сон, фантазия сознания, порожденная опиатами. Бартон потирает одной рукой лицо, боясь даже моргнуть, а потом садится, глядя на дверь.
— Джарвис, — голос звучит хрипло и непривычно. — Здесь есть выход на крышу или на посадочную площадку? Или для этого нужен летающий костюм?
— Есть, сэр. На посадочную площадку можно выйти через гостиную. Вызвать лифт? — в электронном голосе звучит участие, и Клинт ловит себя на мысли, что это немного приятно.
— Крайняя степень одиночества — когда тебе становится важным мнение механизма. Люди, вы такие забавные, — Локи качает головой, а потом исчезает, словно его и не было. Клинт закрывает глаза. Для надежности он даже зажмуривается и считает до пятнадцати. Когда он их открывает, дверь по-прежнему остается закрытой, обстановка в комнате не меняется, а левая рука остается обрубком.
— Да, вызови, — кивает он, сдерживая желание танцевать — реальность не исчезла и не сменилась, а значит, все было: и разговоры, и переезд, и мастерская, и надежда, и обещание. Клинт пытается улыбнуться, но выходит лишь нервное дерганье уголками губ, словно за прошедший месяц он отвык от этого действия. Коулсон бы не одобрил такого раскисания, думает он, потирая до сих пор болящее по нему сердце.
Старка нет ни возле бара, ни сидящего на диване, ни работающего со своими проектами-документами, и Клинт осматривает большое пустое помещение. Несмотря на наличие мебели, комната не кажется жилой, и лучник впервые задумывается о Старке как о человеке, а не как о парне с обложки. Картина рисуется не самая веселая, и он делает себе заметку поговорить об этом с самим Старком. Как-нибудь позже.
Бартон выходит на площадку осторожно, словно его в любой момент могут остановить. Из головы не выходит сравнение со зверем, которого выпускают из клетки, а тот боится, что в последний момент дверца захлопнется, и поэтому идет медленно и недоверчиво.
— Сэр, хочу напомнить… — Джарвис что-то говорит ему о возможной опасности и о ветре, но Бартон не слушает. Он стоит посреди круглой площадки, задрав голову к небу, и словно со стороны наблюдает за тем, как из головы исчезают мысли и тревоги. Выдуваются ветром, истаивают под теплом солнца — они похожи на шарики жвачки, перекатывающиеся по банке. На умеющие растворяться дымом и таять шарики. Когда исчезает последний шарик и голова становится звеняще-пустой, Клинт возвращает ее в нормальное положение и еще долго любуется красными пятнами, танцующими у него под веками. Это странно и непривычно, но он чувствует себя почти живым. После смерти Коулсона он чувствовал это лишь когда рисковал жизнью, а как оказалось, можно было просто забраться практически на крышу самого высокого здания в Нью-Йорке и немного постоять там. Локи все еще не появляется, и это тоже можно занести в список плюсов.
— Бартон! — вместо Локи из ниоткуда появляется Тони с бокалом виски в руке. На нем потрепанные джинсы и белая майка, сквозь которую радостно сияет реактор.
— Старк, — Клинт часто моргает, прогоняя остатки красных пятен с век и поворачивается к Тони, надеясь, что его голос не звучит, как совет убираться отсюда куда подальше. Это было бы как минимум невежливо, к тому же, Клинт совсем не против компании, если Старк не собирается говорить ему о технике безопасности и осторожности.
— Знаешь, я думал выйти сюда, сказать что-нибудь умное и разрядить обстановку, но давай сделаем вид, что я уже все сказал? — Старк трет свободной рукой глаза, зевает и встает рядом с Бартоном. Тот пожимает плечами, засовывает руку в карман джинсов и переводит взгляд на людей, мельтешащих внизу. Они молчат довольно долго: стакан Тони успевает опустеть, а они оба — основательно продрогнуть, когда внимание Бартона привлекает красная машина, несущаяся по дороге под ними.
— Там… — Клинт делает два шага вперед, оказываясь практически у самого края. Он вытягивает шею, что-то высматривая, и Тони, на всякий случай, тоже подходит ближе, пытаясь понять, что могло так внезапно заинтересовать Бартона. — Машина Фила…
Клинт растерянно поворачивается к Старку и единственной рукой вцепляется в его плечо, словно утопающий в спасательный круг. Тони приподнимает брови, ожидая пояснений, но вместо этого Бартон, все еще не отпуская его, делает несколько шагов по направлению к Башне, а потом замирает, глядя куда-то на реактор.
— Я знаю, что это всего лишь мое воображение… — он сглатывает, заставляя пальцы на чужом плече разжаться. В голове все фразы кажутся гораздо более логичными и убедительными, но произнесенные вслух звучат жалко и глупо. — Но хочу проверить. Старк, там, на углу улицы, камеры, и ты не мог бы…
— Без проблем, Бартон, — Старк неожиданно легко соглашается, его не приходится уговаривать, ему не приходится объяснять, и Клинт вскидывает голову, выискивая на чужом лице насмешку, но тот совершенно серьезен. — Опиши, что нужно искать, и если это есть на камерах, то мы это найдем.
— Коулсона на красной спортивной машине. С ним женщину. Я не уверен, но она была похожа на одного из наших агентов.
— Тогда пошли в дом, — пожимает плечами Старк, не спеша обвинять Бартона в сумасшествии. Войдя в гостиную, Тони парой фраз и движений активирует голографические экраны, на которых Джарвис уже разворачивает изображение с уличных камер.
— Так просто? — Клинт горбится, оглядываясь — голубые мерцающие экраны не прибавляют этой комнате уюта.
— А ты чего ожидал? — Старк вопросительно вскидывает брови, направляясь к бару. — Что я буду бормотать про обходные пути, вводить шестизначные коды и нервно стучать по клавиатуре, как в фильмах? Может быть, лет в одиннадцать я бы так и сделал, но теперь для этого у меня есть Джарвис.
Он салютует Бартону вновь наполненным стаканом, глядя на экраны. Никакой красной спортивной машины с двумя пассажирами на записях нет и в помине — Джарвис даже проверяет камеры с соседних улиц, но ничего подходящего под описание не находит. Видение Бартона стоило бы списать на посещающие того галлюцинации, вроде того же Локи, и успокоиться, но Старк уверен, что сам видел красную машину. Был ли там погибший агент Коулсон с напарницей из Щ.И.Т.а или там сидела какая-нибудь парочка, этого Старк сказать не может, но что саму машину он видел — это факт. Странно то, что на записях нет вообще никакой красной машины. Ни с Коулсоном, ни без него.
— Как я и говорил: всего лишь воображение, — Клинт поворачивается к экранам, дергает плечом и уходит, пробормотав извинения за беспокойство.
— Джарвис, — ему отвечают раньше, чем он успевает задать вопрос.
— Записи исправлены, сэр. Тот, кто это делал — настоящий мастер в своем деле, — в голосе искусственного интеллекта звучит уважение, и Старк поднимает бокал, воздавая должное специалистам Щ.И.Т.а.